Меж тем как Франция, среди рукоплесканий
И кликов радостных, встречает хладный прах
Погибшего давно среди немых страданий
          В изгнанье мрачном и цепях;
     Меж тем как мир услужливой хвалою
Венчает позднего раскаянья порыв
И вздорная толпа, довольная собою,
          Гордится, прошлое забыв,-
Негодованию и чувству дав свободу,
Поняв тщеславие сих праздничных забот,
Мне хочется сказать великому народу:
          Ты жалкий и пустой народ!

Ты жалок потому, что вера, слава, гений,
Всё, всё великое, священное земли
С насмешкой глупою ребяческих сомнений
          Тобой растоптано в пыли.
Из славы сделал ты игрушку лицемерья,
     Из вольности - орудье палача,
И все заветные отцовские поверья
          Ты им рубил, рубил сплеча,-
Ты погибал... И он явился, с строгим взором
     Отмеченный божественным перстом,
И признан за вождя всеобщим приговором,
          И ваша жизнь слилася в нем,-
И вы окрепли вновь в тени его державы,
И мир трепещущий в безмолвии взирал
На ризу чудную могущества и славы,
          Которой вас он одевал.
Один,- он был везде, холодный, неизменный,
Отец седых дружин, любимый сын молвы,
В степях египетских, у стен покорной Вены,
          В снегах пылающей Москвы!

А вы что делали, скажите, в это время,
Когда в полях чужих он гордо погибал?
Вы потрясали власть избранную, как бремя,
          Точили в темноте кинжал?
Среди последних битв, отчаянных усилий,
В испуге не поняв позора своего,
     Как женщина, ему вы изменили
     И, как рабы, вы предали его!
     Лишенный прав и места гражданина,
Разбитый свой венец он снял и бросил сам,
И вам оставил он в залог родного сына -
          Вы сына выдали врагам!
Тогда, отяготив позорными цепями,
Героя увезли от плачущих дружин,
И на чужой скале, за синими морями,
          Забытый, он угас один -
     Один,- замучан мщением бесплодным,
     Безмолвною и гордою тоской,
И, как простой солдат в плаще своем походном,
          Зарыт наемною рукой.

Но годы протекли, и ветреное племя
Кричит: "Подайте нам священный этот прах!
Он наш; его теперь, великой жатвы семя,
     Зароем мы с спасенных им стенах!"
И возвратился он на родины. Безумно,
Как прежде, вкруг него теснятся и бегут
     И в пышный гроб, среди столицы шумной,
          Останки тленные кладут.
Желанье позднее увенчано успэом!
И, краткий свой восторг сменив уже другим,
Гуляя, топчет их с самодовольным смэом
          Толпа, дрожавшая пред ним.

И грустно мне, когда подумаю, что ныне
     Нарушена святая тишина
     Вокруг того, кто ждал в своей пустыне
Так жадно, столько лет спокойствия и сна!
И если дух вождя примчится на свиданье
С гробницей новою, где прах его лежит,
          Какое в нем негодованье
          При этом виде закипит!
Как будет он жалеть, печалию томимый,
О знойном острове, под небом дальних стран,
Где сторожил его, как он непобедимый,
          Как он великий, океан! 

 Я к вам пишу случайно; право,
Не знаю как и д ля чего.
Я потерял уж это право,
И что скажу вам? - ничего!
Что помню вас? - но, боже правый,
Вы это знаете давно;
И вам, конечно, всё равно.

И знать вам также нет нужды,
Где я? что я? в какой глуши?
Душою мы друг другу чужды,
Да вряд ли есть родство души.
Страницы прошлого читая,
Их по порядку разбирая
Теперь остынувшим умом,
Разуверяюсь я во всём.
Смешно же сердцем лицемерить
Перед собою столько лет;
Добро б ещё морочить свет!
Да и при том, что пользы верить
Тому, чего уже больше нет?..
Безумно ждать любви заочной?
В наш век все чувства лишь на срок;
Но я вас помню - да и точно,
Я вас никак забыть не мог!

Во-первых, потому, что много
И долго, долго вас любил,
Потом страданьем и тревогой
За дни блаженства заплатил;
Потом в раскаянье бесплодном
Влачил я цепь тяжёлых лет
И размышлением холодным
Убил последний жизни цвет.
С людьми сближаясь осторожно,
Забыл я шум младых проказ,
Любовь, поэзию, - но вас
Забыть мне было на возможно.

И к мысли этой я привык,
Мой крест несу я без роптанья:
То иль другое наказанье?
Не все ль одно. Я жизнь постиг;
Судьбе, как турок иль татарин,
За всё я равно благодарен;
У бога счастья не прошу
И молча зло переношу.
Быть может небеса Востока
Меня с ученьем их пророка
Невольно сблизили. Притом
И жизнь всечасно кочевая,
Труды, заботы ночь и днём,
Всё размышлению мешая,
Приводит в первобытный вид
Больную душу: сердце спит,
Простора нет воображенью...
И нет работе голове...
Зато лежишь в густой траве
И дремлешь под широкой тенью
Чинар иль виноградных лоз;
Кругом белеются палатки;
Казачьи тощие лошадки
Стоят рядком, повеся нос;
У медных пушек спит прислуга.
Едва дымятся фитили;
Попарно цепь стоит вдали;
Штыки горят под солнцем юга.
Вот разговор о старине
В палатке ближней слышен мне;
Как при Ермолове ходили
В Чечню, в Аварию, к горам;
Как там дрались, как мы их били,
Как доставалося и нам;
И вижу я неподалёку
У речки, следуя пророку,
Мирной татарин свой намаз
Творит, не поднимая глаз;
А вот кружком сидят другие.
Люблю я цвет их жёлтых лиц,
Подобный цвету наговиц,
Их шапки, рукава худые,
Их тёмный и лукавый взор
И их гортанный разговор.
Чу - дальний выстрел! прожжужала
Шальная пуля... славный звук...
Вот крик - и снова всё вокруг
Затихло... но жара уж спала,
Ведут коней на водопой,
Зашевелилася пехота;
Вот проскакал один, другой!
Шум, говор. Где вторая рота?
Что вьючить? - что же капитан?
Повозки выдвигайте живо!
"Савельич!" - "Ой ли!" -"Дай огнИво!"
Подъём ударил барабан -
Гудит музыка полковая;
Между колоннами въезжая,
Звенят орудья. Генерал
Вперёд со свитой поскакал...
Рассыпались в широком поле,
Как пчёлы, с гиком казаки;
Уж показалися значки
Там на опушке - два и боле.
А вот в чалме один мюрид
В черкеске ездит важно,
Конь светло-серый весь кипит,
Он машет, кличет - где отважный?
Кто выдет с ним на смертный бой!..
Сейчас, смотрите: в шапке чёрной
Казак пустился гребенской;
Винтовку выхватил проворно,
Уж близко... выстрел... лёгкий дым...
Эй вы, станичники, за ним...
Что? ранен!.. - Ничего, безделка...-
И завязалась перестрелка...

Но в этих сшибках удалых
Забавы много, толку мало;
Прохладным вечером, бывало,
Мы любовалися на них,
Без кровожадного волненья,
Как на трагический балет;
Зато видал я представленья,
Каких у вас на сцене нет...

Раз - это было под Гихами -
Мы проходили тёмный лес;
Огнём дыша, пылал над нами
Лазурно-яркий свод небес.
Нам был обещан бой жестокий,
Из гор Ичкерии далёкой
Уже в Чечню на братний зов
Толпы стекались удальцов.
Над допотопными лесами
Мелькали маяки кругом;
И дым их то вился столпом,
То расстилался облаками;
И оживилися леса;
Скликались дико голоса
Под их зелёными шатрами.
Едва лишь выбрался обоз
В поляну, дело началось;
Чу! в арьергард орудья просят;
Вот ружья из кустов выносят,
Вот тащат за ноги людей
И кличут громко лекарей;
А вот и слева, из опушки,
Вдруг с гиком кинулись на пушки;
И градом пуль с вершин дерев
Отряд осыпан. Впереди же
Всё тихо - там между кустов
Бежал поток. Подходим ближе.
Пустили несколько гранат;
Ещё подвинулись; молчат;
Но вот под брёвнами завала
Ружьё как будто заблистало;
Потом мелькнуло шапки две;
И вновь всё спряталось в траве.
То было грозное молчанье,
Недолго длилося оно,
Но в этом странном ожиданье
Забилось сердце не одно.
Вдруг залп... глядим: лежат рядами,
Что нужды? здешние полки
Народ испытанный... "В штыки,
Дружнее!" - раздалось за нами.
Кровь загорелася в груди!
Все офицеры впереди...
Верхом помчался на завалы
Кто не успел спрыгнУть с коня...
"Ура!" - и смолко. "Вон кинжалы,
В приклады!" - и пошла резня.
И два часа в струях потока
Бой длился. Резались жестоко,
Как звери, молча, с грудью грудь,
Ручей телами запрудили.
Хотел воды я зачерпнуть...
(И зной и битва утомили
Меня), но мутная волна
Была тепла, была красна.

На берегу, под тенью дуба,
Пройдя завалов первый ряд,
Стоял кружок. Один солдат
Был на коленах; мрачно, грубо
Казалось выраженье лиц,
Но слёзы капали с ресниц,
Покрытых пылью... на шинели,
Спиною к дереву, лежал
Их капитан. Он умирал;
В груди его едва чернели
Две ранки; кровь его чуть-чуть
Сочилась. Но высОко грудь
И трудно подымалась, взоры
Бродили страшно, он шептал...
"Спасите, братцы. - Тащат в горы.
Постойте - ранен генерал..
Не слышат..." Долго он стонал,
Но всё слабей, и понемногу
Затих и отдал душу богу;
На ружья опершись, кругом
Стояли усачи седые...
И тихо плакали... потом
Его останки боевые
Накрыли бережно плащом
И понесли. Тоской томимый,
Им вслед смотрел я недвижимый.
Меж тем товарищей, друзей
Со вздохом возле называли;
Но не нашёл в душе моей
Я сожаленья, ни печали.
Уже затихло всё; тела
Стащили в кучу; кровь текла
Струею дымной по каменьям,
Её тяжёлым испареньем
Был полон воздух. Генерал
Сидел в тени на барабане
И донесенья принимал.
Окрестный лес, как бы в тумане,
Синел в дыму пороховом.
А там, в дали, грядой нестройной,
Но вечно гордой и спокойной,
Тянулись горы - и Казбек
Сверкал головой остроконечной.
И с грустью тайной и сердечной
Я думал: "Жалкий человек.
Чего оно хочет! небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он - зачем?"
Галуб прервал моё  мечтанье,
Ударив по плечу; он был
Кунак мой; я его спросил,
Как месту этому названье?
Он отвечал мне: "Валерик,
А перевесть на ваш язык,
Так будет речка смерти: верно,
Дано старинными людьми".
"А сколько их дралось примерно
Сегодня?" - "Тысяч до семи".
"А много горцы потеряли?"
"Как знать? - зачем вы не считали!"
"Да! Будет, - кто-то тут сказал, -
Им в память этот день кровавый!"
Чеченец посмотрел лукаво
И головою покачал.

Но я боюся вам наскучить,
В забавах света вам смешны
Тревоги дикие войны;
Свой ум вы не привыкли мучить
Тяжёлой думой о конце;
На вашем молодом лице
Следов заботы и печали
Не отыскать, и вы едва ли
Вблизи когда-нибудь видали,
Как умирают. Дай вам бог
И не видать: иных тревог
Довольно есть. В самозабвенье
Не лучше ль кончить жизни путь?
И беспробудным сном заснуть
С мечтой о близком пробужденье?

Теперь прощайте: если вас
Мой безыскусственный рассказ
Развеселит, займёт хоть малость,
Я буду счастлив. А не так? -
Простите мне его как шалость
И тихо молвите: чудак!.. 

 Не плачь, не плачь, мое дитя,
Не стоит он безумной муки.
Верь, он ласкал тебя, шутя,
Верь, он любил тебя от скуки!
И мало ль в Грузии у нас
Прекрасных юношей найдется?
Быстрей огонь их черных глаз,
И черный ус их лучше вьется!

Из дальней, чуждой стороны
Он к нам заброшен был судьбою;
Он ищет славы и войны, -
И что ж он мог найти с тобою?
Тебя он золотом дарил,
Клялся, что вечно не изменит,
Он ласки дорого ценил -
Но слез твоих он не оценит! 

 Гусар! ты весел и беспечен,
Надев свой красный доломан;
Но знай - покой души не вечен,
И счастье на земле - туман!

Крутя лениво ус задорный,
Ты вспоминаешь стук пиров;
Но берегися думы черной, -
Она черней твоих усов.

Пускай судьба тебя голубит,
И страсть безумная смешит;
Но и тебя никто не любит,
Никто тобой не дорожит.

Когда ты, ментиком блистая,
Торопишь серого коня,
Не мыслит дева молодая:
"Он здесь проехал для меня".

Когда ты вихрем на сраженье
Летишь, бесчувственный герой, -
Ничье, ничье благословленье
Не улетает за тобой.

Гусар! Ужель душа не слышит
В тебе желания любви?
Скажи мне, где твой ангел дышит?
Где очи милые твои?

Молчишь - и ум твой безнадежней,
Когда полнее твой бокал!
Увы - зачем от жизни прежней
Ты разом сердце оторвал!..

Ты не всегда был тем, что ныне,
Ты жил, ты слишком много жил,
И лишь с последнею святыней
Ты пламень сердца схоронил. 

 Cмело верь тому, что вечно,
Безначально, бесконечно,
Что прошло и что настанет,
Обмануло иль обманет.

Если сердце молодое
Встретит пылкое другое,
При разлуке, при свиданье
3акажи ему молчанье.

Все на свете редко стало:
Есть надежды - счастья мало;
Не забвение разлука:
То - блаженство, это - мука.

Если счастьем дорожил ты,
То зачем его делил ты?
Для чего не жил в пустыне?
Иль об этом вспомнил ныне?. 

 В шапке золота литого
Старый русский великан
Поджидал к себе другого
Из далеких чуждых стран.

За горами, за долами
Уж гремел об нем рассказ,
И померяться главами
Захотелось им хоть раз.

И пришел с грозой военной
Трехнедельный удалец,
И рукою дерзновенной
Хвать за вражеский венец.

Но улыбкой роковою
Русский витязь отвечал:
Посмотрел - тряхнул главою...-
Ахнул дерзкий - и упал!

Но упал он в дальнем море
На неведомый гранит,
Там где буря на просторе
Над пучиною шумит. 

 Волны катятся одна за другою
  С плеском и шумом глухим;
Люди проходят ничтожной толпою
  Также один за другим.
Волнам их неволя и холод дороже
  Знойных полудня лучей;
Люди хотят иметь души... и что же? -
  Души в них волн холодней! 

 Кто б ни был ты, печальный мой сосед,
Люблю тебя, как друга юных лет,
    Тебя, товарищ мой случайный,
Хотя судьбы коварною игрой
Навеки мы разлучены с тобой
    Стеной теперь - а после тайной.

Когда зари румяный полусвет
В окно тюрьмы прощальный свой привет
    Мне, умирая, посылает
И, опершись на звучное ружье,
Наш часовой, про старое житье
    Мечтая, стоя засыпает, -

Тогда, чело склонив к сырой стене,
Я слушаю - и в мрачной тишине
    Твои напевы раздаются.
О чем они - не знаю; но тоской
Исполнены, и звуки чередой,
    Как слезы, тихо льются, льются...

И лучших лет надежды и любовь -
В груди моей все оживает вновь,
    И мысли далеко несутся,
И полон ум желаний и страстей,
И кровь кипит - и слезы из очей,
    Как звуки, друг за другом льются.

* * *
Когда волнуется желтеющая нива...
Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленго листка;

Когда, росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо качает головой;

Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он, -

Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, -
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу бога... 

 Наедине с тобой, брат,
Хотел бы я побыть:
На свете мало, говорят,
Мне остается жить!
Поедещь скоро ты домой:
Смотри ж... Да что? моей судьбой,
Сказать по правде, очень
Никто не озабочен.

А если спросит кто-нибудь...
Ну, кто бы ни спросил,
Скажи им, что навылет в грудь
Я пулей ранен был,
Что умер честно за царя,
Что плохи наши лекаря
И что родному краю
Поклон я посылаю.

Отца и мать мою едва ль
Застанешь ты в живых...
Признаться, право, было бы жаль
Мне опечалить их;
Но если кто из них и жив,
Скажи, что я писать ленив,
Что полк в поход послали
И чтоб меня не ждали.

Соседка есть у них одна...
Как вспомнишь, как давно
Расстались!.. Обо мне она
Не спросит... все равно,
Ты расскажи всю правду ей,
Пустого сердца не жалей;
Пускай она поплачет...
Ей ничего не значит! 

 Когда одни воспоминанья
О заблуждениях страстей,
Наместо славного названья,
Твой друг оставит меж людей

И будет спать в земле безгласно
То сердце, где кипела кровь,
Где так безумно, так напрасно
С враждой боролася любовь,

Когда пред общим приговором
Ты смолкнешь, голову склоня,
И будет для тебя позором
Любовь безгрешная твоя, -

Того, кто страстью и пороком
Затмил твои младые дни,
Молю: язвительным упреком
Ты в оный час не помяни.

Но пред судом толпы лукавой
Скажи, что судит нас иной
И что прощать святое право
Страданьем куплено тобой.